Неточные совпадения
Когда нянька мрачно повторяла слова медведя: «Скрипи, скрипи, нога липовая; я по селам шел, по деревне шел, все бабы спят, одна баба не спит, на моей шкуре сидит, мое мясо варит, мою шерстку прядет» и т. д.; когда медведь входил, наконец,
в избу и готовился схватить похитителя своей ноги, ребенок не выдерживал: он с трепетом и визгом
бросался на руки к няне; у него брызжут слезы испуга, и вместе хохочет он от радости, что он не
в когтях у зверя, а на лежанке, подле няни.
Райский
бросился вслед за ней и из-за угла видел, как она медленно возвращалась по полю к дому. Она останавливалась и озиралась назад, как будто прощалась с крестьянскими
избами. Райский подошел к ней, но заговорить не смел. Его поразило новое выражение ее лица. Место покорного ужаса заступило, по-видимому, безотрадное сознание. Она не замечала его и как будто смотрела
в глаза своей «беде».
Везде строят на станциях
избы, везде огород первый
бросается в глаза; снопы конопли стоят сжатые.
— Васька, куда, постреленок, убежал? — закричала выбежавшая из
избы в грязной, серой, как бы засыпанной золой рубахе баба и с испуганным лицом
бросилась вперед Нехлюдова, подхватила ребенка и унесла
в избу, точно она боялась, что Нехлюдов сделает что-нибудь над ее дитей.
Митя закричал и
бросился, шатаясь, через сени
в избу сторожа.
Михей Зотыч побежал на постоялый двор, купил ковригу хлеба и притащил ее
в башкирскую
избу. Нужно было видеть, как все кинулись на эту ковригу, вырывая куски друг у друга. Люди обезумели от голода и
бросались друг на друга, как дикие звери. Михей Зотыч стоял, смотрел и плакал… Слаб человек, немощен, а велика его гордыня.
Эти слова точно пошатнули Кожина. Он сел на лавку, закрыл лицо руками и заплакал. Петр Васильич крякнул, баушка Лукерья стояла
в уголке, опустив глаза. Феня вся побелела, но не сделала шагу.
В избе раздавались только глухие рыдания Кожина. Еще бы одно мгновение — и она
бросилась бы к нему, но Кожин
в этот момент поднялся с лавки, выпрямился и проговорил...
Устинья Марковна так и замерла на месте. Она всего ожидала от рассерженного мужа, но только не проклятия.
В первую минуту она даже не сообразила, что случилось, а когда Родион Потапыч надел шубу и пошел из
избы,
бросилась за ним.
Кожин не замечал, как крупные слезы катились у него по лицу, а Марья смотрела на него, не смея дохнуть. Ничего подобного она еще не видала, и это сильное мужское горе, такое хорошее и чистое, поразило ее. Вот так бы сама
бросилась к нему на шею, обняла, приголубила, заговорила жалкими бабьими словами, вместе поплакала… Но
в этот момент вошел
в избу Петр Васильич, слегка пошатывавшийся на ногах… Он подозрительно окинул своим единственным оком гостя и сестрицу, а потом забормотал...
Я опять
в сенки, а баушка на моих глазах
в заднюю
избу бросилась прямо
в огонь.
Теперь запричитала Лукерья и
бросилась в свою заднюю
избу, где на полу спали двое маленьких ребятишек. Накинув на плечи пониток, она вернулась, чтобы расспросить старика, что и как случилось, но Коваль уже спал на лавке и, как бабы ни тормошили его, только мычал. Старая Ганна не знала, о ком теперь сокрушаться: о просватанной Федорке или о посаженном
в машинную Терешке.
Отчаянная свалка прекратилась только с появлением на поле битвы Петра Елисеича. Народ
бросился врассыпную, а
в кругу остались лежавшие пластом Терешка-казак и Макар Горбатый. Их так замертво и снесли
в ближайшую
избу.
Этот маневр достиг цели: Морок выскочил из
избы в одной рубахе и с пастушьим хлыстом
бросился на крышу, но тут его и накрыли.
— Ах ты, собачье мясо! — кричала она, стараясь разнять катавшихся по земле ребятишек, но ничего не могла поделать и
бросилась за помощью
в избу.
Вот и Кержацкий конец. Много
изб стояло еще заколоченными. Груздев прошел мимо двора брательников Гущиных, миновал
избу Никитича и не без волнения подошел к избушке мастерицы Таисьи. Он постучал
в оконце и помолитвовался: «Господи Исусе Христе, помилуй нас!» — «Аминь!» — ответил женский голос из избушки. Груздев больше всего боялся, что не застанет мастерицы дома, и теперь облегченно вздохнул. Выглянув
в окошко, Таисья узнала гостя и
бросилась навстречу.
Мать остановилась у порога и, прикрыв глаза ладонью, осмотрелась.
Изба была тесная, маленькая, но чистая, — это сразу
бросалось в глаза. Из-за печки выглянула молодая женщина, молча поклонилась и исчезла.
В переднем углу на столе горела лампа.
В эту минуту из-за
избы раздалось несколько выстрелов, человек десять пеших людей
бросились с саблями на душегубцев, и
в то же время всадники князя Серебряного, вылетев из-за угла деревни, с криком напали на опричников.
Жители приняли его с восторгом и тут же, вооружась чем ни попало, с ним соединились,
бросились к крепости изо всех переулков, засели
в высокие
избы и начали стрелять из окошек.
Милославский, несмотря на обещание отца Еремея, был также
в ужасном положении; он ходил взад и вперед по
избе, как человек, лишенный рассудка: попеременно то хватался за свою саблю, то, закрыв руками глаза,
бросался в совершенном отчаянии на скамью и плакал, как ребенок.
— Ну, на здоровье; утрись поди! — произнес Глеб, выпуская Гришку, который
бросился в угол, как кошка, и жалобно завопил. — А то не хочу да не хочу!.. До колен не дорос, а туда же: не хочу!.. Ну, сват, пора, я чай, и закусить: не евши легко, а поевши-то все как-то лучше. Пойдем, — довершил рыбак, отворяя дверь
избы.
С ужасным криком
бросилась она
в избу и позвала Дуню.
Но так как увещевания эти ни к чему, видно, не служили, тетушка Анна
бросилась вслед за Дуней, опередила ее, и не успела та войти
в двери, как уже старуха влетела
в избу и остановилась перед Гришкой.
Глеб вошел
в избу, посерчал на беспорядок, который невольно
бросался в глаза, велел все прибрать до возвращения своего из Комарева и сел завтракать. Ел он, однако ж, неохотно, как словно даже понуждал себя, — обстоятельство, заставившее жену повторить ему совет касательно метания крови; но Глеб по-прежнему не обратил внимания на слова ее. После завтрака он вынул из сундучка, скрытого
в каморе, деньги, оделся, вышел на площадку, рассчитал по солнцу время, переехал Оку и бодро направился
в Комарево.
Лодки были уже спущены накануне; невод, приподнятый кольями, изгибался чуть не во всю ширину площадки. Величественно восходило солнце над бескрайным водяным простором, озолоченным косыми, играющими лучами; чистое, безоблачное небо раскидывалось розовым шатром над головами наших рыбаков. Все улыбалось вокруг и предвещало удачу. Не медля ни минуты, рыбаки подобрали невод,
бросились в челноки и принялись за промысел. Любо было им погулять на раздолье после пятимесячного заточения
в душных, закоптелых
избах.
Аким
бросился без оглядки на указанное ему место, но, не найдя топора, засуетился как угорелый по всей
избе. Хозяйка рыбака приняла деятельное участие
в разыскании затерянного предмета и также засуетилась не менее своего родственника.
— Французы! Французы! — загремели сотни голосов на улице. Все
бросились опрометью из
избы, и
в одну минуту густая толпа окружила колокольню.
Один охотник при мне травил сорок, даже зимой, старым ястребом, но вот каким образом: он выбрасывал кости и всякий сор под самым окошком своей
избы, сороки налетали, а он поднимал тихонько оконницу, подносил ястреба, который, воззрясь
в сорок,
бросался и захватывал которую-нибудь почти на месте.
И все, сколько
в избе ни было народу, не исключая даже Антона и самого хозяина, все полетели стремглав на двор. Антон
бросился к тому месту, куда привязал вечор пегашку, и, не произнося слова, указал на него дрожащими руками… оно было пусто; у столба болталась одна лишь веревка…
Когда они шли по селу, дряхлые старики, старухи выходили из
изб и земно кланялись, дети с криком и плачем прятались за вороты, молодые бабы с ужасом выглядывали
в окна; одна собака какая-то, смелая и даже рассерженная процессией, выбежала с лаем на дорогу, но Тит и староста
бросились на нее с таким остервенением, что она, поджавши хвост, пустилась во весь опор и успокоилась, только забившись под крышу последнего овина.
— Изволила прибыть, ваше сиятельство! — отвечал квартирьер, указывая фуражкой на кожаный кузов коляски, видневшийся
в воротах, и
бросаясь вперед
в сени
избы, набитой крестьянским семейством, собравшимся посмотреть на офицера. Одну старушку он даже столкнул с ног, бойко отворяя дверь
в очищенную
избу и сторонясь перед графом.
Заголосила я, завопила,
бросилась к ней, притащила ее
в избу, посадила, стала расспрашивать — ничего не бает, только руками показывает, что молвы нет.
Тут они
бросились бежать вон из
избы, но только что отворили дверь, как смотрят — мать их
в сенцах висит удавившись, подцепив веревку за решетину
в снятой крыше.
Мать не поверила, но как увидала, сама испугалась и заперла сени и дверь
в избу. Ужи проползли под ворота и вползли
в сени, но не могли пройти
в избу. Тогда они выползли назад, все вместе свернулись клубком и
бросились в окно. Они разбили стекло, упали на пол
в избу и поползли по лавкам, столам и на печку. Маша забилась
в угол на печи, но ужи нашли ее, стащили оттуда и повели к воде.
Соломонида лежала вытянувшись, со сложенными на груди руками. Баба дотронулась до этих рук и, взвизгнув на всю
избу, как шальная
бросилась вон. Прибежав
в деревню, она, конечно, всполошила всех. Староста Архипыч с двумя крестьянами отправились
в избу Соломониды и действительно убедились, что она умерла. Кот тоже оказался околевшим.
Она указала окно, у которого обыкновенно
в последнее время стояла Ксения Яковлевна. Семен Иоаникиевич посмотрел
в это окно.
Изба Ермака Тимофеевича с петухом на коньке
бросилась ему
в глаза. Он понял все.
На пустыре Ананьева не было. Кузьма пошел до улице, посмотрел по сторонам, но нигде не было видно старика. Парень вернулся к
избе, запер дверь
в привинченные кольца висячим замком и положил ключ
в расщелину одного из бревен — место, уговоренное с Петром Ананьевым, на случай совместного ухода из дому. Почти бегом
бросился он затем по улице и, не уменьшая шага, меньше чем через час был уже во дворе дома Салтыкова.
Ермак вспомнил, что и он так часто сидел у себя
в избе, думая о Ксении, и
в сердце его закралась жалость к этому дикому кочевнику, но все же человеку. Еще минута, и он готов был
броситься в ноги Семену Иоаникиевичу и умолять дать свободу пленнику. Но этого было нельзя — мурза слишком опасен. Ермак пересилил себя и отошел от окна.
«Брат!» — воскликнул последний и
бросился на шею Петру. Братья расцеловались. Петр ввел его
в избу.
Но не успел он подумать этого, как Петр вошел
в избу и бережно положил пузырек на стол. Кузьма
бросился к склянке, схватил ее и быстро опустил за пазуху.
Старуха быстро встала и поплелась
в соседнюю горницу. Не успела Антиповна переступить порог, как Домаши уже не было
в рукодельной. Она стремительно выбежала вон, спустилась во двор, два раза пробежала мимо
избы, где жил Яков с товарищами, знавшими о его якшанье с Домашкой, и
бросилась за сарай
в глубине двора, за которым был пустырь, заросший травою.
Вскоре после захода солнца отворилась дверь и
в избу быстро проскользнул Иван. «Ну, что, надумался?» — спросил он, поздоровавшись с братом. «Надумался, идет!» — отвечал тот. «Вот это по-нашему, по-молодцовски!» — воскликнул Иван и
бросился обнимать брата. Тот не противился. «Надо бы уговор-то запить…» — заметил Петр. «И то дело! А разве есть?» — «Припас», — ответил Петр, вынимая из-под стола, под которым лежал и топор, четвертную бутыль. «Ну, парень, да ты не брат, а золото!» — восхитился Иван.